Статья публикуется в сокращении. Полную версию читайте на сайте Mosaic.
Стивен был женат дважды. Две свадьбы. Два «согласен». И ни одного счастливого воспоминания. Впрочем, это касается вообще всех его отношений. Да и всей жизни.
С первой женой он познакомился в шестнадцать, на курсах младшего медперсонала. Шесть лет спустя они поженились, а еще через три года развелись. Почти через двадцать лет, в 2009-м, на сайте знакомств он встретил вторую жену: в следующем году они скромно зарегистрировались в мэрии города Шеффилда. На церемонии присутствовали только брат и сестра невесты и отец жениха.
На свадебных фотографиях он улыбался, потому что понимал — от женихов обычно этого ожидают. «На самом деле, любой мой эмоциональный отклик — имитация, — объясняет он. — Большинство моих реакций — выученные. В окружении веселых и счастливых людей я всегда чувствую себя обманщиком. Актером».
Счастье — далеко не единственное чувство, которое Стивену приходится имитировать. Волнение, стыд, отвращение, предвкушение, даже любовь — все эти эмоции ему тоже незнакомы. «Что-то я все-таки чувствую, но я не способен распознать, что это за чувство». Единственные эмоции, которые он действительно знает, — страх и злость.
Такие глубокие эмоциональные нарушения часто связывают с аутизмом (но Стивен не аутист) или психопатией (и не психопат). Только в прошлом году, в возрасте 51 года, он наконец узнал, что с ним: малоизвестный синдром под названием алекситимия (в буквальном переводе с греческого — «без слов для чувств»).
Настоящая проблема людей с алекситимией — в отсутствии не «слов для чувств», а чувств как таковых. Впрочем, синдром проявляется очень по-разному: некоторые вообще неспособны испытывать большую часть обычных человеческих эмоций, другие что-то ощущают, но не могут понять, что именно, а третьи принимают одно ощущение за совершенно другое.
Удивительно, но исследования показывают: в алекситимический спектр так или иначе попадает каждый десятый человек. На причину этого состояния ученые вышли совсем недавно — и это открытие в перспективе поможет не только найти способы лечения, но и объяснить механизмы всех человеческих эмоций в целом.
…Десять лет проработав санитаром, Стивен решил заняться чем-нибудь другим — и стремительно получил сначала университетское образование в области астрономии и физики, а потом должность тестировщика компьютерных игр. Он построил отличную карьеру, работал в IT-отделах крупнейших компаний, руководил проектами и выступал на конференциях по всему миру. Он не испытывал ни малейших трудностей, общаясь с коллегами по рабочим вопросам. Проблемы начинались в близких отношениях — и вообще в любых ситуациях, подразумевающих выражение эмоций.
«В начале каждых отношений я очень стараюсь реагировать как нормальный, эмоциональный человек, — объясняет он. — Мне даже говорили, что в отношениях со мной медовый месяц длится „дольше чем ожидалось“. Но через год все разваливается. Мне все время приходится изображать человека, которым я не являюсь. Все кажется подделкой, да это и есть подделка. Все, что я могу, — притворяться».
«Все, что я могу, — притворяться».
Со второй женой он разъехался в 2012 году. Сходил к психотерапевту, тот прописал антидепрессанты. В июне 2015-го попытался покончить с собой. «Но после того как я написал в фейсбуке и твиттере, что собираюсь убить себя, кто-то — до сих пор не знаю кто — позвонил в полицию». В больнице, куда его отвезли, психиатр направил Стивена сначала на серию психологических консультаций, а потом на курс психодинамической терапии — это направление психоанализа, которое основано на поиске подсознательных мотивов мыслей и поступков.
Именно тогда Стивен впервые узнал об алекситимии: термин встретился ему в рекомендованной психотерапевтом книге «Почему любовь — это важно». На следующем сеансе он сам поднял эту тему. «Раньше я думал, что просто плохо умею говорить о своих чувствах. Но после года терапии стало очевидно, что проблема не в этом. Говорить об эмоциях я как раз умею — но в действительности говорю о том, о чем не имею понятия».
Что называть бедностью
Есть два основных способа дефиниции этого понятия.
Порог абсолютной бедности устанавливается формально, «сверху»: Всемирный банк называет сумму — около 2 долларов в день, на которые можно «поддерживать жизнедеятельность». Это очень условная отсечка, она помогает определить количество крайне бедных и нищих в мире, но как быть с теми, кто выживает, находясь немного над этой границей? На самом деле вы вряд ли назовете богатым человека, который тратит не больше 3 долларов в день. При таком подсчете не учитывается уровень неравенства, поэтому существует и другой метод — вычисление относительной бедности, определяемой как недоступность для кого-либо благ, доступных другим членам общества. Этот подход еще называется «депривационным», поскольку такой человек находится в депривации относительно более обеспеченных людей.
Нам необходимо использовать именно второе определение бедности, понимаемой как несоответствие жизни и потребления принятому в обществе стандарту, для того чтобы понять, как она воздействует на мозг, потому что в этом случае вместо сухих и довольно условных цифр мы получаем более ясную и реалистичную картину.
Относительная бедность в высокоразвитых экономиках может выглядеть безобидно, как недоступность путешествий или престижного образования при доступности достойной продуктовой корзины и даже некотором избытке одежды.
В развивающихся странах дефицитным ресурсом для бедных слоев населения может стать, например, вода, как это бывает на Африканском континенте. Но есть и то, что роднит всех людей, находящихся в зоне депривации в любой экономике, — ощущение собственной изоляции.
Представьте себе, что вы идете по гипермаркету. Чистый пол, выложенный плиткой, стеклянные витрины холодильников, полки ломятся от печенья и сыров, лампы дневного света ярко подсвечивают апельсины и яблоки — ничего необычного, правда?
А теперь вообразите, что килограмм яблок стоит 6899 руб., апельсинов — 10 499, кусок сыра весом 300 г можно купить примерно за 4500. В общем, еще хуже, чем в аэропорту, — и других цен нет на километры вокруг, а зарплата у вас все та же. Вы начинаете смотреть на еду иначе и больше всего думаете не о вкусе продуктов, а о том, что не можете себе их позволить. Каждая новая полка вызывает у вас чувство голода, а каждый новый ценник заставляет отказаться от своего желания.
И это только обед. А что насчет квартплаты? Покупки новой обуви на смену единственной паре, которая уже износилась? Может быть, вы кому-то должны? Если вы достаточно старались, то благодаря собственному воображению только что пережили стресс. Так вот, бедность — это, прежде всего, постоянный, не контролируемый вами стресс.
Как стресс воздействует на тело и мозг
Стресс — это универсальная модель активации организма в целом и мозга в частности. Спастись от внезапной опасности или, приложив нечеловеческие усилия, сдать сессию, набрать дополнительной работы с целью накопить на путешествие или отжать от груди рекордные 80 кг — все эти достижения невозможны без стрессовой активации. Ее запускает любая попытка приспособиться к новым условиям, а изменение нервной организации может служить показателем успешной адаптации. В этой перестройке участвуют иммунитет, обмен веществ, гормоны и нейротрансмиттеры мозга.
Гормон стресса
Стресс активизирует лимбическую систему, которая запускает выброс особых гормонов, прежде всего выделяемого надпочечниками кортизола, входящего в группу глюкокортикоидных. Он повышает давление и уровень глюкозы в крови, это связано с необходимостью усиленного питания клеток. Ускоряется распад белков (чтобы быстро получить необходимую «еду») и синтез жира (чтобы сделать запасы, пока есть что запасать). Чувствительность к половым гормонам под воздействием глюкокортикоидов падает: стресс «гасит» либидо, поскольку момент борьбы за жизнь явно не лучшее время для размножения.
Изменение работы генов
Глюкокортикоиды обладают таким мощным воздействием на организм, что могут изменять способ работы генов. Генетическая информация передается по наследству и «на всю жизнь», если только вы не отредактировали собственный генный набор с помощью современных технологий. Однако у природы есть свой способ «программирования» — эпигенетический. Расставляя особые химические метки на молекулах ДНК, организм может вносить серьезные изменения в работу генов — например, имитировать отсутствие генной информации. В этом случае он, фигурально выражаясь, вешает ярлык «Не для чтения». Так вот, глюкокортикоиды как раз обладают способностью расставлять такие метки. Это значит, что периоды стресса изменяют генетическую инструкцию, по которой развивается, отстраивается и функционирует организм. В зависимости от условий генная экспрессия преобразуется по-разному, но очевидно, что как острый, так и хронический стресс физически меняет наше тело и мозг.
Изменение работы мозга
В мозге со стрессовым ответом связано несколько основных областей.
Впервые чувствительность к глюкокортикоидам была обнаружена в гиппокампе, отделе, во многом ответственном за когнитивные функции и память. Под влиянием стресса здесь уничтожаются клетки — в то время как обучение увеличивает гиппокамп даже у взрослых и пожилых людей.
В медианной области префронтальной коры, отвечающей за планирование, познание, контроль действий и эмоций и в целом сознательное поведение, под влиянием глюкокортикоидов сокращаются нейронные связи. Это приводит к ригидности познавательных способностей: гибкость хороша только в спокойное время, а в ситуации стресса важна четкость и однозначность мышления. В то же время в орбитофронтальной зоне коры количество связей увеличивается. Эта область не очень хорошо изучена, но сейчас считается, что она отвечает за адаптивное обучение и способность к мотивации, а рост числа связей в ней может быть вызван необходимостью сохранять бдительность и быстро привыкать к новым механизмам поощрения.
Миндалина, часть формирующей эмоции лимбической системы, при стрессе работает очень интенсивно, а если человек пребывает в таком состоянии длительное время, она вообще практически не выходит из активного режима. С этим связывают повышенную тревожность в частности и эмоциональную реактивность в целом.
Опасность длительного стресса
Механизм стрессового ответа мозга хорошо приспособлен к резким и быстрым изменениям: он позволяет активизировать организм для наиболее эффективной реализации стратегии «бей или беги». Однако этот механизм не работает в ситуации постоянного продолжительного стресса. Ведь он сформировался в ту пору, когда основными стрессовыми факторами были неурожай и нападения хищников. Эти сиюминутные невзгоды наши предки могли пережить и вернуться в нормальное состояние.
Злую шутку с современным человеком играет способность нашего тела поддерживать гомеостаз даже в самых диких условиях: когда стресс длится, и длится, и длится, организм не ломается — он перестраивается полностью, чтобы обеспечить равновесие.
Временное ограничение когнитивных функций, тревожность и импульсивность, необходимые для выживания в момент опасности, становятся повседневной нормой жизни.
Высокий уровень неконтролируемого стресса из-за всех этих перестроек коррелирует с ухудшением здоровья и ростом смертности.
Постоянный стресс не дает нам сфокусироваться, построить планы, рассчитать свои действия и принять важные решения — физически. Он буквально лишает возможности эффективно работать орган, в обычных условиях занимающийся долгосрочным планированием и контролем.
Бедность, как показали исследования, — это один из видов стресса, перестраивающий мозг человека таким роковым образом.
Влияние бедности на формирование мозга в детстве
Самая незащищенная группа людей — это дети. И если говорить о бедности, то они уязвимы вдвойне: человеческие детеныши вынуждены рождаться с несформированным мозгом. Его можно сравнить с открытым кодом, который пользователи подстраивают под себя. Окружающая среда, эмоциональное состояние и характер речи людей вокруг, особенности питания, разнообразие игрушек — все это влияет на строение и работу мозга будущего взрослого человека. Далеко не только генетика определяет особенности развития этого сложнейшего органа, но и факторы среды: токсичные вещества, бедный необходимыми питательными элементами рацион, употребление лекарств и наркотиков родителями, социальная депривация и домашнее насилие. Все эти признаки свойственны в большей степени жизни за чертой бедности и около нее. Кроме перечисленных, есть и другие стрессовые факторы: тяжелый труд родителей или частая смена ими мест работы, регулярная нехватка еды, ограниченный доступ к необходимым лекарствам, безработица и бездомность.
В нейронауке используется понятие «обедненной среды», в которой затруднено развитие мозга из-за недостатка стимулов. Тесное пространство, отсутствие разнообразных игрушек и подвижных игр оказались факторами, истончающими нейронный слой мозга. Это значит, что в обедненной среде нервные клетки хуже растут и образуют новые связи, а старые при этом разрушаются более активно, чем в нормальных условиях.
Для максимального развития мозгового потенциала ребенка очень важна не только обогащенная физическая среда, но и коммуникация со значимыми взрослыми. Ведь речь и язык — важнейший фактор формирования высших психических функций.
Исследование показало, что к 4 годам ребенок из высокообразованной семьи слышит в среднем 45 млн слов, из рабочей — 26 млн, а из живущей на пособие — только 13 млн.
По данным, полученным американскими учеными, объем мозга у членов семьи с доходом в 1,5 минимальные нормы меньше на 3–4 %, а у детей, живущих за чертой бедности, это отставание достигает 10 %. Тяжелое материальное положение влияет на лобную долю, контролирующую внимание, регуляцию эмоций и процессы обучения, височную зону, важную для освоения речи, и гиппокамп, позволяющий обрабатывать и запоминать информацию. Примерно 20 % ответственности за низкую успеваемость детей из бедных и нищих семей исследователи возлагают только на среду, замедляющую созревание мозга.
Стрессовое состояние матери сказывается на работе мозга младенца еще в утробе. Такие дети на молекулярном уровне теряют механизмы самоконтроля, а вырастая, становятся более импульсивны и подвержены дурным привычкам и нервным расстройствам, чем их сверстники. Длительные наблюдения показали, что у взрослых людей, чье детство прошло в бедности и нищете, также повышена активность миндалины, а префронтальная кора, наоборот, «недорабатывает» — даже если теперь их материальное положение улучшилось. Это значит, что они по-прежнему чересчур импульсивны, испытывают тревогу по каждому незначительному поводу, остро реагируют на стресс, а их познавательные стратегии недостаточно гибки.
Часто людям из бедных семей труднее контролировать свои эмоции — равно как и тем, кто страдает депрессией, тревожными и посттравматическими расстройствами.
Гармоничное развитие префронтальной коры и лимбической системы играет ключевую роль в принятии решений, постановке целей и умении их достигать, формировании навыков самоконтроля — то есть в выработке именно тех качеств, которые мы связываем с социальным успехом и экономическим благополучием. В тексте о «дофаномике» мы уже подробно объясняли, как эти зоны взаимодействуют и какое участие принимают в перечисленных выше психоэмоциональных и когнитивных процессах, не только тренирующих мозг, но и формирующих у нас так называемый внутренний локус контроля. Это психологическое свойство личности, когда человек принимает ответственность за свою жизнь на себя. Люди, растущие в стрессе и постоянно испытывающие чувство беспомощности, вырабатывают внешний локус контроля — мироощущение, при котором они не имеют влияния на свою жизнь и склонны делегировать ответственность за нее на других или на внешние обстоятельства.
Влияние бедности на качество жизни в старости
Естественное старение организма не обязательно влечет за собой ухудшение познавательных функций. Сегодня мы не можем бороться со старостью как с окислительным процессом — но умеем во много раз повышать качество жизни пожилых людей. Важнейшие факторы здоровья мозга в этом возрасте — хорошее кровообращение и сбалансированная диета. Однако, кроме них, огромное значение имеет так называемый когнитивный резерв — сумма интеллектуальной работы мозга.
Самообразование, освоение новых навыков, вообще любая интеллектуальная деятельность — чем сильнее мы загружаем мозг такой работой, тем он активнее и «моложе».
А чем он активнее, тем лучше компенсирует потери клеток, вызванные возрастными изменениями. Социальные связи тоже очень важная составляющая этого мозгового капитала: у пожилых людей, имеющих друзей и проводящих досуг в обществе, не ухудшаются (или, во всяком случае, ухудшаются значительно медленнее) познавательные функции, вещество мозга сохраняет достаточно высокую плотность, и они принимают более эффективные решения, чем их одинокие сверстники.
Очевидно, что живущим в бедности старикам не доступны ни социальный досуг, ни хорошее питание, ни любительские спортивные нагрузки, ни самообразование, потому что они изолированы от общества, отгорожены стеклянной стеной материального неблагополучия и имеют проблемы с удовлетворением даже базовых потребностей и получением медицинской помощи. Их мозг под воздействием постоянного стресса, а не старости функционирует намного хуже, чем мог бы.
Вспомните свое удивление при взгляде на группу девяностолетних туристов из немецких пансионов: они двигаются, смотрят иначе, в их глазах читается интерес и понимание — все потому, что доход позволяет им нагружать мозг и питать тело.
В общем, российские бабушки и дедушки непохожи на Владимира Познера в том числе и потому, что они попросту не могут себе этого позволить.
Бедность — это не только стресс
Люди с низким доходом теряют до 14 пунктов IQ, когда им нужно решать задачи после размышлений о необходимости серьезной финансовой траты. Эксперименты, проведенные индийскими учеными, показывают, что один и тот же человек в периоды бедности и богатства мыслит по-разному. Интеллектуальные способности фермеров, которые почти что голодают до сезона урожая, а затем скопом получают солидную прибыль, проверяли в двух точках — финансового максимума и минимума. Выяснилось, что, имея трудности с деньгами, они хуже решают задачи, в том числе связанные с планированием. Исследователи подчеркивают, что дело не столько в самом стрессе, сколько в том, что голова человека, испытывающего нужду, загружена огромным количеством мелких расчетов: где ужаться, где сэкономить и т. д. При этом предполагается, что существует некоторая валовая пропускная способность мозга — и она ограниченна. Поэтому чем больше забот — тем хуже работают высшие психические функции.
Бедному человеку в связи с такой когнитивной перегрузкой может быть трудно не только спланировать финансовое поведение, получить образование и мыслить стратегически — но и воспитывать своих детей, формируя их мозг вопреки паттернам бедности. А вот обеспеченным родителям, наоборот, все это покажется легким: задавать наводящие вопросы, вовлекать ребенка в принятие решений, прислушиваться к его желаниям, позволять ему исследовать и заваливать маму и папу бесконечными «как?», «зачем?», «почему?», обучать сдерживанию импульсов в обмен на долгосрочные вознаграждения. Но наука показывает, что финансовые трудности могут физически лишать нас умения поступать правильно и разумно. Таким образом, бедность поколениями воспроизводит себя на уровне мозговой структуры и эпигенетических особенностей.
***
Наш мозг пластичен: среда влияет на него не только в детстве, но и в течение всей жизни, хотя и не так интенсивно.
Выросший в бедности человек способен изменить работу своего мозга с помощью нейроменеджмента и обучения — но этого очень трудно добиться, не преобразуя среду вокруг, не делая ее более дружелюбной, полной возможностей и стимулирующей к познанию.
И если тренировка мозга находится в зоне личной ответственности, то изменение среды и устранение колоссального неравенства, безусловно, коллективная задача. В связи с открытиями в области нейропластичности сегодня ее стоит рассматривать не в контексте благотворительности, а с точки зрения социальной необходимости и всеобщего блага.
Двухфакторный
Даже на первый взгляд интеллект выглядит понятием чересчур расплывчатым. Никто не поспорит, что умен математик, который доказал зубодробительную гипотезу Пуанкаре — несмотря на то что с людьми он общается хуже пятилетнего ребенка. Но вряд ли стоит считать глупым и менеджера, который неспособен отличить Римана от Фейнмана, зато ловко координирует работу коллектива над сложным проектом. Или даже амазонского аборигена, которого равно пугают и математика, и большие коллективы.
Похоже, что интеллект должен содержать как минимум два фактора, один из которых определяет некий общий уровень мыслительных способностей, а второй связан с успешностью действий в какой-либо конкретной области. И если общий уровень остается расплывчатым и неподдающимся измерениям, то, может, мы сможем подобраться к нему, оценивая специфические способности?
Больше века назад такие поиски начал английский психолог Чарльз Спирмен, который указал, что изолировать и выявить влияние двух факторов можно при сравнении результатов двух связанных тестов способностей. Первый фактор — генерализованный (G) интеллект — проявится в обоих тестах, а второй, специфический (S), будет уникален для каждого из них. Допустим, проверив навыки в области арифметики и навигации, мы обнаружим, что математик великолепно проявит себя в первом и плохо — во втором, а житель Амазонии наоборот. Статистическая обработка таких результатов теоретически позволит нам выделить влияние S-фактора и оставить «чистый» G-интеллект.
Звучит разумно, но все попытки нащупать фактор G ни к чему не приводили. Факторный анализ раз за разом указывал, что за результатами разных тестов интеллекта не может лежать один общий корень. Пытаясь подогнать теорию под эти данные, Спирмен регулярно усложнял свою двухфакторную модель. Его простейшая двухступенчатая иерархия дополнилась целым уровнем промежуточных факторов, которые должны отвечать за группы способностей: лингвистические, математические, логические и проч.
Сокращенная схема многофакторного интеллекта Кэттела — Хорна — Кэролла. Число конкретных измеримых навыков в модели достигает 80, но и групп факторов предложено немало.
Многофакторный
Методику изолирования факторов Спирмена в 1931 году пересмотрел шведско-американский психолог Луис Терстоун. Он ввел в арсенал психологии статистические процедуры многофакторного анализа и провел обширное исследование с привлечением полусотни различных тестов интеллекта. На этой основе Терстоун выделил семь «первичных ментальных факторов», каждый из которых отвечает за свою группу способностей более низкого иерархического уровня. Сюда входят пространственная визуализация, арифметические способности, вербальное понимание, ассоциативная память и т.?п.
В отличие от простой и ясной концепции Спирмена, такой подход отрицает интеллект как нечто, имеющее единую основу и природу. Он становится чем-то условным, объединяющим действие минимум нескольких независимых друг от друга первичных факторов, выше которых нет никакого универсального G-фактора. Однако и этот взгляд опровергался, с одной стороны, более внимательным анализом данных самого Терстоуна, а с другой — новыми экспериментами. Они показали, что многие первичные факторы не так уж и независимы.
Совместить оба подхода постарался англичанин Раймонд Кэттел, который отказался от представления о G-интеллекте и разделил его на две составляющие: подвижный (Gf) и кристаллизованный (Gc). Первый, по Кэттелу, определяет способности к обучению, к рассуждению и мышлению, к распознаванию связей и закономерностей. Второй связан с накоплением знаний, их осмыслением и вербализацией, извлечением из памяти и применением. Впоследствии Кэттел и его ученик Джон Хорн также были вынуждены усложнить свою модель, добавляя к Gf и Gc все новые и новые факторы, отвечающие за визуализацию и кратковременную память, математические способности и т.?д.
Многоуровневый
Колоссальную попытку построить новую психометрическую модель интеллекта совершил Джон Кэролл, проведя факторный анализ результатов более чем 460 массовых тестов, опубликованных разными группами исследователей за полвека. Обобщив этот огромный массив данных, в 1983 году ученый предложил свою схему. Как и у предшественников, на нижнем уровне иерархии Кэролла расположились узкие способности, которые измеряются тестами. На среднем оказались более широкие факторы подвижного и кристаллизованного интеллекта. На вершине снова воцарился таинственный фактор G.
С публикации знаменитого труда Кэролла «Когнитивные способности человека» прошло больше 30 лет, но существование генерализованного интеллекта остается предметом больших споров даже между психологами, занимающими очень близкие позиции. Впрочем, все схемы, о которых мы ведем речь, основываются не столько на психологии, сколько на математическом анализе. Они вряд ли способны объяснить природу того или иного фактора, указать на смысл существующих связей, да и не стремятся к этому. Эти модели остаются удобной условностью — даже в самом сложном своем варианте, в рамках трехуровневой иерархии Кэттела — Хорна — Кэролла (CHC).
Низшей ступени в модели CHC соответствуют все те же дискретные когнитивные способности, которые можно измерить тестами, — от лексического знания до абсолютного слуха, от понимания механики и до выполнения задач с прицеливанием. Число их уже достигло 80 и продолжает увеличиваться с новыми исследованиями. Ступенью выше идут десятки более «широких» факторов, таких как текучий интеллект (Gf) и кристаллизованный (Gc), зрительные (Gv) и слуховые (Ga) способности, кратковременная (Gsm) и долговременная (Glr) память и т.?д.
Развитие теорий психометрического интеллекта. Сверху вниз: однофакторная иерархия Спирмена, мультифакторная модель Терстоуна, модель Кэттелла — Хорна, модель Кэролла и объединенная модель CTC. (PMA — «первичные ментальные навыки»)
Множественный
В последние годы психологи с энтузиазмом открывают все новые и новые виды интеллекта. Владение собственным телом и понимание «телесности» других людей выделяется в телесный интеллект (BQ); способности осознавать общественные ценности и быть ответственным составляют интеллект моральный (MQ). А самую большую популярность приобрел интеллект эмоциональный (EQ), который определяет способности распознавать эмоции окружающих, их желания и ожидания, сопереживать, управлять собственными эмоциями.
В качестве отдельного вида интеллекта эмоциональный рассматривался еще древними авторами, но в науке он появился в 1960-х и закрепился в начале 1990-х благодаря работам знаменитого социопсихолога Джона Майера. Настоящую же известность EQ приобрел с выходом одноименной книги научного журналиста Дэниела Гоулмана, которая стала международным бестселлером и сделала EQ самой модной в отделе кадров темой.
Закончится ли когда-нибудь эта череда интеллектов, и найдем ли мы таинственный фактор G? Теория американца Говарда Гарднера заявляет, что подобные поиски более или менее бессмысленны, поскольку никакого целостного интеллекта не существует вовсе. Вместо универсального G-фактора и набора подуровней Гарднер еще в 1980-х предложил рассматривать интеллект как очень широкий набор когнитивных способностей, которые практически не связаны друг с другом, раскрываясь в разных обстоятельствах, при решении разных задач то одной, то другой стороной. Что же тогда вообще измеряют тесты?
Стандартизованный
Нормальная оценка в тестах IQ — около 100: шкала ориентируется на число правильных ответов, которое за нужное время успевает найти большинство (более 75%) людей определенного возраста. Однако «правильность» этих ответов довольно относительна. Академик-математик Виктор Васильев, критикуя тесты IQ, отметил, что многие из вопросов некорректно сформулированы, могут иметь несколько вариантов решения, а иногда даже правильный ответ не является правильным со строго логической точки зрения.
Например, при выделении лишнего в ряду «полено, клещи, молоток, пила» можно назвать и пилу: это единственный плоский предмет из списка. Но большинство, конечно, выберет полено, демонстрируя не только способность к обобщению, но и навык понимания ситуации, осознание того, что ожидается от человека в данном контексте. Пилу можно выбрать и потому, что это единственный предмет, не связанный с гвоздем, а можно остановиться и на клещах, потому что среди инструментов дедушки они лежали отдельно. Но будет ли такой логичный ответ разумен?
Этот пример раскрывает очень важный нюанс тестов IQ — и того таинственного «интеллекта», который они измеряют. Ведь само появление этих тестов исторически связано с введением всеобщего обязательного среднего образования. Преподавателям, которые впервые столкнулись с наплывом детей из разных слоев общества и с разными способностями, требовался простой и удобный в работе инструмент для разделения учеников на «сильных», «средних» и «слабых». Для этого французский психолог Альфред Бине и сформулировал задачки, решение которых требовало тех же навыков, что и при обучении в школе.
Опытным путем было установлено среднее число задач, с которыми справляются дети разного возраста. И понятие IQ, сформулированное Уильямом Штерном в 1912 году, является отношением этого среднего результата к тому, что демонстрирует тот или иной ученик. Большинство современных тестов IQ далеко ушли от тех, что использовались сто лет назад. Но суть подхода осталась прежней: они указывают скорее на потенциальную «обучаемость» в коллективе, чем на тот интеллект, который по‑прежнему остается загадкой даже для самых высокоинтеллектуальных исследователей.
Психометрический
Представление о том, будто IQ измеряет именно «интеллект», команда американского сообщества «IQ-эксперты» называет распространенным мифом. «Интеллект — понятие относительное. Измерить его невозможно», — пишут они на своем сайте. Поэтому самые аккуратные специалисты стараются пояснять, что тесты измеряют некий особый, психометрический интеллект.
При этом отмечается, что между IQ и успеваемостью в школе, а также последующими успехами в жизни существует вполне достоверная корреляция. Коэффициент ниже определенного уровня указывает на маловероятную результативность, выше 120 — не дает никаких гарантий на успех. Но в пределах небольших отклонений от среднего предсказать можно многое.
Поэтому для множества практических приложений тесты IQ удобны, и отдел кадров пользуется ими не зря. Они позволяют оценить способности человека не только мыслить, но и делать это в соответствии с социальным контекстом — что обычно и требуется при приеме на работу. Природа и модель интеллекта отдел кадров не интересует вовсе — но он в этом и не нуждается. Электрик может измерить силу тока, не слишком вдаваясь в то, что же это такое. Природа гравитации до сих пор остается объектом множества идей и гипотез, что не мешает фиксировать ее с огромной точностью и использовать в науке и технике. Мы не знаем, что такое ум и существует ли универсальный G-интеллект. Но оценить разные аспекты его работы помогут тесты.
Народный ум Самый простой способ узнать, что же такое ум и интеллект, — просто спросить об этом кого-нибудь. Такая работа была проделана в 1980-х, и в опросе о качествах умного человека участвовали жители десятков стран мира. Все озвученные варианты позволили выделить две составляющие бытового понимания интеллекта — «технологическую» и «социальную», хотя у разных народов акцент может делаться то на одну, то на другую группу. В ответах, которые давали жители России, ученые выделили пять ключевых факторов интеллектуальности: социально-этический (доброта и порядочность), культурный (образованность и творчество), социальную компетентность (общительность и юмор), опытность (работоспособность и умения) и самоорганизацию (практичность и логику).
https://www.popmech.ru/science/235674-chto-na-samom-dele-izmeryayut-testy-intellekta/
